| Кречет | Дата: Среда, 21.04.2010, 12:34 | Сообщение # 1 |
 Полковник
Группа: Модераторы
Сообщений: 156
Статус: Offline
| 
Отсчёт времени появления трудностей в изучении креста с загнутыми концами, очевидно, следует вести с ноября 1922 г., когда в газете «Известия», официальном печатном органе правительства Советской России, была опубликована ныне прочно забытая заметка А.В. Луначарского «Предупреждение». Нарком просвещения, стоявший у истоков советской культуры, в частности, писал: «На многих украшениях и плакатах в дни последнего празднества, как и вообще на разного рода изданиях и т. д., по недоразумению беспрестанно употребляется орнамент, называющий свастикой и имеющий такой вид: (показан равноконечный крест с загнутыми концами влево — П. К.). Так как свастика представляет собою кокарду глубоко контр-революционной немецкой организации ОРГЕШ, а в последнее время приобретает характер символического знака всего фашистского, реакционного движения, то предупреждаю, что художники ни в коем случае не должны пользоваться этим орнаментом, производящим, в особенности на иностранцев, глубоко-отрицательное впечатление. Нарком по просвещению А. Луначарский» (Луначарский Л., 1922, с. 5).
Такая заметка рекомендательно-запретительного характера, да ещё и подписанная всесильным распорядителем культурной жизни России, на страницах правительственного издания вполне могла быть оценена как официальная директива, что и приняли к сведению и исполнению современники. Но кроме этого она содержит ценнейшие исторические, культурные сведения.
Итак, Луначарский по сути прямо запрещает использование свастики. И хотя наказание за нарушение в заметке не определено, но уместно предположить, что в действительности за ним дело не стало: революционное время было слишком кровавым. Но, очевидно, в силу того что правительственного декрета так и не появилось, а заметка А.В. Луначарского, несмотря на её директивный характер, всё таки не имела законодательного статуса, свастика постепенно исчезла из наглядной агитации советской повседневности. До 1924 г. её всё ещё продолжали использовать в нарукавных знаках красноармейцев и краскомов ряда частей (рис. 28-3, 4) (Силаев Л.Г., 2002, с. 223), свастику изображали па первых советских бумажных деньгах, выпущенных по распоряжению В.И. Ленина (рис. 33-1, 2), до конца 1920-х гг. её продолжали исследовать в научных организациях и учреждениях СССР. После 1930 г. очень редко в научных работах встречается какое-либо упоминание о свастике. Это было время, когда занятие русской историей или же употребление понятий «русская история», «краеведение», «русская народная культура» в исследованиях считалось вредительством, а учёных, их использовавших, относили к врагам народа со всеми вытекающими последствиями (Формозов А.А., 2006). И в послевоенных исследованиях, имеющих непосредственное отношение к теме ярги, продолжал действовать запрет на этот знак. Учёные всячески избегали упоминаний слова «свастика», употребляя вместо него «крест с загнутыми концами», «солярный символ», «крюковая фигура», «вихревая розетка», «вращающаяся розетка» и т. д. Такой подход большинства исследователей следует признать оправданным, учитывая печальную участь сосланных и расстрелянных специалистов по славистике, русской истории и народо-ведению.
Н.Р. Гусева так описывает время забвения и подавления свастики в общественной мысли и науке советского времени: «В публикациях, особенно в послевоенных изданиях, свастику изгоняли со страниц книг, и такое отношение можно понять, но трудно простить — ведь описание орнамента является строгим историческим источником, и такие искажения в передаче информации мешают учёным приходить к должным выводам» (Гусева Н.Р., 2003, с. 161). Она полагает, что запрет властей на свастику можно сравнить с действиями градоначальника города Глупова из известного сочинения М.Е. Салтыкова-Щедрина, когда тот по приезду сжёг гимназию и запретил науки. Можно написать указ о запрете солнца, но нельзя запретить его ежедневный восход, дарующий свет Земле.
В этой связи приведём характерный пример использования, доводящего до проницательного читателя научнозначимые сведения, из статьи Е. Белоусовой, которая смогла сообщить цепные сведения о свастике, ни разу не упомянув её названия. «Декоративное убранство изб этого района (речь идёт о Семёновском районе Нижегородской области, где большая часть проживающего населения старообрядцы — П. К.) и, в частности, дом Тараканова имеет общий характер с художественными изделиями местных кустарей. Элементы карнизов и наличники окон напоминают формы изделий, выточенных па токарном станке. Украшающий их однородный орнамент плоской глухой резьбы таков же, как и орнамент художественных изделий кустарей. В том же стиле выполнены и скобяные изделия, формы дверных ручек наружных дверей в виде петухов и "вертушки", напоминающей детские игрушки». Далее по тексту неопределённость понятия снимается выражением «однородный орнамент» и ссылкой на рисунок, где в схемах дома Тараканова показана круговая ярга небольших размеров (Белоусова Е., 1955, с. 61, рис. 10).
Б.А. Рыбаков в знаменитых трудах о древнейшей материальной культуре славян и русов, об основах их мировоззрения, как правило, обходился весьма ограниченным количеством изображений и упоминанием свастики, глубоко анализируя при этом её природу и значение в обширных текстовых построениях. С чем же связана такая «скромность» в отношении к широко известному знаку? Ответ для исторической и археологической наук сегодня не может быть однозначным. Его поиск осложняется двумя явлениями. В труде «Язычество древних славян» Б.А. Рыбаков, опираясь на идеи В.А. Городцова, опубликовал из его работы рисунок северовеликорусской вышивки. Эта классическая в науке ссылка на основополагающие идеи, подкреплённая к тому же и фотоматериалами доказательно подтверждает мысли самого автора. Однако один и тот же рисунок у В.А. Городцова и у Б.А. Рыбакова несёт различную смысловую нагрузку. Вместо трёх ярг как у В.А. Городцова (рис. 2-18) у Б.А. Рыбакова на их местах помещены равносторонние кресты (Городцов В.А., 1926, рис. 16; Рыбакова Б.А., 1981, с. 79). Вместе с тем, например, А.К. Амброз в своей статье, ссылаясь на тот же рисунок В.А. Городцова, дал его прорись без искажепий, со свастиками (Амброз А.К., 1966, рис. 6). Объяснение подмены Б.А. Рыбаковым свастики на крест видится в следующем. Журнал «Советская археология» со статьёй А.К. Амброза издаётся малым тиражом, предназначенным только для ограниченного круга специалистов. Труд же Б.А. Рыбакова был издан и переиздан стотысячными тиражами, доступными для миллионов читателей, не подозревающих о подобном искажении научной истины. Можно привести и другие примеры графической подмены свастик в монографии Б.А. Рыбакова6 .
Ещё одним примером сокрытия в свастической тематике служит статья И.Я. Маясовой, где рассматривается толкование иконографического образа «Предста царица...» широко распространённого в Московской Руси XVI XVIIвв. Нет сомнения в профессионализме исследовательницы, о чём свидетельствует глубокая трактовка образов картины, вышитой царевной Ксенией Годуновой (Маясова И.Я., 1966, с. 307, 308, рис. 2). При чём работа И.Я. Маясовой могла стать классическим образцом научного исследования русской вышивки позднего Средневековья, коль скоро она равнозначно отражала исследуемую вещь.
На самом деле этого не произошло, поскольку осмотр подлинника шитья «Предста царица...» при посещении выставки Сергиево-Посадского музея в 2002 г. вызвал ряд серьёзных вопросов. На шитье видно, что вся одежда Богоматери украшепа сплошным солнечпым полем начальных левосторонних ярг (рис. 30-2), тогда как на рисунке в работе И.Я. Маясовой на одеяниях Богородицы вообще отсутствуют какие-либо узоры 7 (Маясова И.Я., 1966, рис. 2).
Можно, конечно, предположить, что ограниченность типографских возможностей не позволила проработать мелкие детали изображения. Однако в книге десятки других рисунков, на которых показаны все мельчайшие узоры, как и положено в изданиях такого уровня. К тому же в обстоятельной трактовке образов шитья Году новой ни словом пе упомянуто о кресте с загнутыми концами. Несомненно, что редактору работы академику Д.С. Лихачеву и И.Я. Маясовой были известны академические основы исследования таких редчайших образов. В частности теоретик-народовед В.Н. Харузина в начале XX в. писала: «Орнаментальные мотивы народности могут быть правильно поняты лишь при тщательпом изучении лежащих в основе их идей» (Харузина В.Н. Т. 1. 1909, с. 283). Эту мысль подтверждает и Т.В. Николаева: «Всегда смысл вещи был важнее её красивости. Простое украшательство, создание предметов без назначения пе характерно для древнерусского искусства» (Николаева Т.В., 1976, с. 9). Что же касается нашей темы, то древности исследуются на изобразительном, художественном и знаковом уровнях, где последний занимает ведущее положение в понимании образов объекта исследования. В статье же И.Я. Маясовой этот уровень значительно принижен путём изъятия из описания и изображения яргических знаков, что, собственно, искажает достоверный результат научного исследования.
Запрет использования слова «свастика» сказывается в работе известнейшего учёного В.Н. Лазарева. В частности, при описании узорного пояса северной и южной сторон апсиды Софии Киевской, он подчёркивает, что собор «отличается большой монументальностью... На синем фоне, заключенном между кроваво-красными полосами, которые обрамлены тонкими белыми линиями, размещаются зелёные ромбы и квадраты с красными обводками. В них вписаны золотые кресты различных форм... Ромбы и кресты имеют орнаментальные дополнения в виде золотых и белых пальметок, лепестков и орнаментов ступенчатого типа... .» (Лазарев В.Н., 1960, с. 134, таб. 48, 49). В этой связи Р.В. Багдасаров заметил, что на самом деле, говоря о «крестах различной формы», осторожный учёный подразумевал чередование соб¬ственно крестов с разнонаправленными яргами, поскольку именно таково в действи¬тельности это обрамление (Багдасаров Р., 2001, с. 153). Точная оценка Р.В. Багдасарова — «осторожный учёный» — может быть отнесено к целому ряду исследователей, работавших в советскую эпоху, которые порой на собственном печальном опыте убеждались, сколь опасно иметь дело со свастикой, а более того, с нарушением идеологических установок.
Запрет начертания и написания очевиден и в опубликованном изображении глиняного сосуда, найденного в Самарре и датируемого 4000 г. до н. э. В послевоенных изображениях этого памятника срединная свастика, как правило, отсутствует. Так, на задней обложке научно-просветительской книги А.Л. Монгайта «Археология и современность» изображение ярги полузатёрто, чем создаётся ложное впечатление о плохой сохранности подлинника (рис. 51-1, 2) (Монгайт А.Л., 1963).
Ещё один пример подтверждает длительность запрета на изображение свастики. В 1980-е гг. издательство «Художник РСФСР» готовило альбом «Русское народное искусство в собрании Государственного Русского музея». На одной из цветных вкладок, был изображён подвес, на котором среди узорных мотивов встречались кресты с загнутыми концами. При изготовлении пробных отпечатков в типографии ГДР немецкие исполнители обвели их на контрольном отпечатке и поставили знак вопроса. В результате вышедший из печати альбом уже не содержал изображений «крестов с загнутыми концами». Характерен и показателен и такой факт: во время Великой Отечественной войны работники Каргопольского краеведческого музея уничтожили целый ряд редчайших вышивок, содержащих свастики (Багдасаров Р., 2001, с. 21, 22). Подобное истребление музейных ценностей, содержащих свастику, в это время проводилось повсеместно, и не только в музеях. Эти действия по отношению к культуре были закономерны. Они вырастали из политики Советской России, провозгласившей воспитание нового человека и построение нового мира, в котором русской истории и культуре, всей предшествующей культуре народа, места не предусматривалось. В военные годы был и дополнительный предлог в усилении давних намерений по искоренению народной культуры: в грозное военное время свастика показывалась знаком врага, представлялась знаком изуверства и нечеловечности.
Некоторые перипетии «борьбы» со свастикой хорошо отражены в материалах пер¬вого номера журнала «Источник» за 1996 г. (Суров М.В., 2001). Здесь, в частности, пишут, что 9 августа 1937 г. в Комиссию партийного контроля при ЦК ВКП(б) обратился управляющий Московской областной конторы Метисбыта товарищ Глазко с образцом маслобойки, изготовленной на заводе № 29, с лопастями в виде «фашистской свастики». В ходе расследовапия был установлен факт изготовления в 1936 1937 гг. 55763 маслобоек со свастикой. Обратившийся с заявлением просил направить дело в НКВД и указал ряд фамилий «виновных». Он писал: «Выпуск маслобоек, лопасти которых имеют вид фашистской свастики, считаю делом вражеским». Через два месяца Бюро комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) приняло решение передать дело в НКВД. При этом было учтено обязательство Л.М. Кагановича изъять в течение месяца лопасти маслобоек, имеющие вид фашистской свастики, и замепить их другими во виду (ЦХСД. Ф. 6. On. 1. Д. 79. Л. 64, 65; Суров М.В., 2001, с. 395, 396).
В ходе полевых исследований в 1998 г. автор этой книги записал рассказ крестьянки А. С. Герасиной (1926 года рождения) о том, как в детстве ей довелось быть свидетельницей вандализма комсомольцев села Ушинки Пензенской области. Где-то в 30-х гг. XX в. они оцепили церковь, в которой служили обедню по случаю Годового праздника. И когда бабы вышли из церкви в своих красивейших срядах, сплошь покрытых яргами, то комсомольцы стали силой снимать нагрудники, запоны, попёвы и сбрасывать их в общий ворох. Содрав со всех баб одежды с яргами, они облили ворох одежды керосином и сожгли.
Другой случай, о котором сообщила та же А.С. Герасина, показателен как пример отношения власти в эти годы к запретному знаку. К соседям её родителей приехал уполномоченный по заготовкам и налогам. Гостя посадили за стол на почётное место, возле красного угла, убранного по-праздничному. Он спокойно ел, покуда не увидел на полотенце в красном углу изображения ярги. Тогда уполномоченный поперхпулся, бросил ложку и закричал: «Что это за нацистские знаки?» — указывая при этом на яргические концы полотенец, обрамлявших иконы. И лишь убедившись, что «ярги» и «кривоноги» украшают полотенца в красных углах всех изб села, изображены на всех женских одеждах, ретивый начальник вынужден был отказаться от подозрения своих гостеприимных хозяев в шпионаже в пользу Германии.
Подобный случай описывает и А. Кузнецов из Усть-Печенги Тотемского района Вологодской области. В деревню его предков Ихалицу накануне Великой Отечественной войны заехал сотрудник НКВД и заночевал у председателя колхоза. Во время ужина он заметил висевшее на божнице полотенце-убрус, в середине которого светом лампады высвечивалась большая сложная свастика, а по краям шли узоры из небольших ромбических крестов с загнутыми концами. От возмущения глаза у гостя стали яростными. Лежавшей на печи старой матери председателя еле удалось успокоить разбушевавшегося гостя и объяснить ему, что помещённый в середине убруса знак не свастика, а «Косматый Ярко», и что узор на боковых полосах — это «гуськи». На следующий день сотрудник НКВД обошёл всю деревню и убедился, что «ярки» и «гуськи» имеются в каждом крестьянском доме (Кузнецов А., 1994, с. 7, 8; Суров М.В., 2001, с. 395). Известны действия спецотрядов НКВД на Русском Севере во время войны по изъятию и уничтожению вещей со свастиками у сельского населения. Лопари (коренные жители Севера) также до сего времени хранят намять о 40 гг. прошлого столетия, когда им запретили вышивать крест с загнутыми конца¬ми на одеждах, исконно бытовавших в их культуре.
Основатель музея «Смоленские украсы» В.И. Грушенко, исследовавший все земли Смоленского края в продолжение тридцати лет, рассказал такой случай. В 80-е гг. XX столетия, будучи в Демидовском районе, зашёл он в местный краеведческий музей к директору, которого застал за любопытным занятием. Директор, немолодой уже мужчина, на своём рабочем месте корпел над тканьём, срезая бритвой кресты с загнутыми концами с музейных болтиков-полотенец. Нисколько не смутившись, он пояснил, что ему неудобно перед посетителями и гостями, а особенно перед начальством, за «фашистскую свастику» на местных божниках. Пример показывает, сколь сильна была большевистская «антисвастическая прививка» у старшего поколения спустя почти 60 лет после запрета ярги.
Для современного общественного мнения, превалирующего среди наших соотечественников по отношению к ярге, тоже характерно преимущественное недопонимание её историко-культурного значения не только для русской культуры, но и для культур большинства народов России, где она ярга-свастика также является одним из основных знаков одежды, обрядов и обычаев. Существующий ныне законодательный запрет па фашистскую символику трудно отделить от запрета на использование ярги, и поэтому он, по сути, продолжает социокультурную политику большевиков-ленинцев 20-30-х гг. запрещавших Бога, веру и народную культуру. Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена
С.-Петербург Издательство РГПУ им. А. И. Герцена
П. И. Кутенков "Ярга-свастика — знак русской народной культуры" http://radosvet.net/bilina....ki.html
|
| |
| |
